«Уже то, что я живу
в XXI веке, очень
мешает мне в изучении средневековых текстов»

Гуманитарное образование — это, в первую очередь, умение работать с информацией, умение её отсеивать. Превращать свой мозг в фильтр, если угодно. В принципе, любое образование это даёт, но гуманитарное, на мой взгляд, — это как раз лучший способ научиться отделять нужную информацию от лишней шелухи. Хотя, опять же, не обязательно быть филологом для этого.

Это была цепочка чудесных случайностей. Я не хотела быть филологом вплоть до того, как я поступила на этот факультет — я не знала, что это вообще такое. Поэтому сначала, как и 95% девочек в России, я хотела стать журналистом. С детства хотела работать с текстами, но не знала, как это реализовать — вот мне и казалось, что журналистика мне подойдет. Первое чудо произошло уже тогда: родители не запретили мне двигаться в этом направлении. Потому что могли бы, на самом деле. Папе журналисты не нравились, например. Я писала какие-то мелкие статьи для местной химкинской газеты, два года проучилась в Школе юного журналиста при МГУ. К слову о ШЮЖе, там были отличные лекции по литературе, в дальнейшем они мне очень помогли.

Потом, совершенно внезапно, мой друг привёл меня в Вышку на день открытых дверей будущего факультета филологии. Я помню этот день довольно смутно, но одну деталь запомнила хорошо. Там была наш декан, Елена Наумовна Пенская, и она что-то говорила о том, как это интересно, быть филологом. Ее речь заканчивалась как-то так: «И вот вы будете читать тексты Мандельштама, а за окном будет качаться дерево». И я, уверенный уже такой абитуриент-журналист, вдруг подумала — да, я хочу так, а по-другому совсем не хочу. И решила поступать на филолога в Вышку. Следующим везением было то, что я догадалась написать олимпиаду «Ломоносов» по русскому языку. Я заняла там третье место, и вдруг оказалось, что в год моего поступления за это давали не только 100 баллов, но и зачисление в Вышку на филфак без экзаменов (кажется, с другими университетами было как-то по-другому). Так что уже 1 июня я была зачислена — и я даже не пыталась подавать документы куда-то еще.

И тут мне снова очень повезло. Потому что оказалось, что филфак Вышки — это моё место. Честно говоря, я никогда не думала, что могу так полюбить анализировать тексты. Русскую классику я не понимала (и потому не любила), да и в школе не учат её со всех сторон понимать. В школе хотят, чтобы ты научился формулировать мысль, высказывать свою точку зрения — и если ты можешь сказать, что Онегин плохой, потому что плохо поступает с Татьяной, то часто учитель этим оказывается уже доволен. Мне же всегда было нужно что-то еще, что-то, что существует вне моего субъективного мнения. Первое, чему учат на филфаке — никаких «хорошо» и «плохо» не бывает. Есть текст, есть конкретная историческая ситуация, в которой он был написан; есть еще человек, который его написал. Задача: используя все доступные тебе данные, понять текст — при этом твое личное мнение можно, наконец, оставить при себе. Это наука, она отрезвляет.

Нужно начать с того, что это был первый год существования филфака, и я была в первом наборе — на нас отрабатывали всё, что только можно было отработать. Конечно, в каком-то смысле это было сложно, особенно на втором курсе, потому что там было много-много всего одновременно: латынь, древнерусский, фольклор, средневековая европейская литература и еще много всяких разных интересных, но больших вещей. Все это было максимально сжато, а потому очень объемно и мощно — как будто в тебя заряжают снарядами знаний из пушки.

Зато на парах всегда было очень интересно, потому что нам читали курсы, которых потом не было ни у кого. Например, курс, посвящённый логике Шерлока Холмса — это была такая экспериментальная философия. Или, например, курс истории для филологов, в течение которого мы смотрели конкретные кейсы из разных исторических периодов на предмет формирования мифов о том или ином событии. Вроде всем известного сюжета «Москва — Третий Рим».

Еще, из-за того, что мы были первыми, нас было довольно мало — всего человек 50-60, из которых потом половина отсеялась. Мы были первенцами, поэтому с нами все носились: все преподаватели знали нас по именам, знали, кто как учится, что он делает, чем занимается в свободное время, почему он не учится прямо сейчас и что нужно сделать, чтобы он учился. Так что мы попали в семью буквально с первой минуты.

По поводу тяжести обучения с четырьмя сессиями в год и рейтингами — я думаю, что это бич всех студентов Вышки. Хотя конкретно у меня никогда не было тяги обязательно попасть на первое место в рейтинге. Для меня главной проблемой было скорее то, что невозможно было все успеть — у нас просто не было предметов, которые можно было бы отложить в сторонку, сосредоточившись на чем-то одном. Мне всё нравилось и всё хотелось делать, и это было невозможно. Такие дела.

Вышкинский филфак необычен тем, что там нет разделения на «ромгерм» и русистику, как происходит на обычных факультетах, то есть нет такого, что ты, например, изучаешь только французскую литературу и все, что вокруг нее. Нет, мы изучали всё вместе — и европейскую литературную традицию, и русскую. Из этого, конечно, сложно извлечь невероятно глубокие знания в сфере той же французской литературы, например. Но при этом у меня есть стойкое ощущение, что я получила очень много «инструментов». После Вышки я могу погрузиться в любое исследовательское филологическое поле и, скорее всего, буду что-то знать о том, как там что работает. На мой взгляд, именно это и нужно в магистратуре, где ты как раз уже должен идти глубже в исследовании интересующего тебя научного поля.

Так что да, в Вышке ты можешь попробовать всё: литературоведение, социологию литературы, семиотику, историю идей, нарратологию, текстологию, чтение манускриптов, работу в архиве... Тебе про всё прочитали курсы, теперь ты можешь сам решить, что тебе нравится и что ты хочешь дальше делать. Так, я на втором курсе поняла, что я, оказывается, очень люблю Допетровскую Русь и медиевистику в целом, и вот три года подряд писала курсовые и диплом по разным темам в этом направлении. Сейчас я подала документы в медиевистическую магистратуру в Исландии и еду туда в сентябре — буду изучать саги и древнеисландский.

Как можно догадаться, моим самым любимым предметом была Допетровская словесность, куда входило изучение старославянского и древнерусского языков и литературы допетровского времени. У нас было всего три модуля, что, конечно, очень мало. Но зато меня эти три модуля так вдохновили, что вот я до сих пор не могу слезть с этой иглы.

Во многом свое направление я выбрала благодаря тому, что на первом курсе у нас была практика в Великом Новгороде. Там уже много лет проходит археологическая экспедиция, они выкапывают те самые всем известные берестяные грамоты. Нам повезло, с одной стороны, поучаствовать в раскопках — это была возможность самому покопаться в грязи XII века и найти что-то, прикоснуться к живой истории. А с другой стороны, на вечерних семинарах мы читали грамоты под руководством одного из лучших специалистов в этой сфере, Алексея Алексеевича Гиппиуса, — и это был невероятный, незабываемый опыт понимания. Вот перед тобой абракадабра, потом происходит немного лингвистической магии — и вдруг ты понимаешь, что занимало новгородцев XI-XII веков. Удивительное дело.

На втором курсе я ездила в фольклорную экспедицию под руководством Андрея Борисовича Мороза, это был совместный проект Вышки и РГГУ. Мы были в Архангельской области, недалеко от Вельска. Жили три недели в деревне и каждый день ходили интервьюировать местных жителей. Это тоже был замечательный опыт — мне кажется, там я научилась не бояться говорить с кем угодно. На третьем курсе была практика в отделе рукописей библиотеки МГУ. Это была неделя в раю, ведь там можно и нужно было работать с рукописями, старыми кодексами и т.д.

Кроме того я участвовала в разных конференциях. Была, например, на конференции в Словакии, которая была посвящена средневековой славянской истории. Я чувствовала себя чуть-чуть лишней среди историков, потому что мой доклад был очень филологическим, но мне всё равно задавали какие-то вопросы и я чувствовала общий интерес к тому, что я говорю. Три дня я жила рядом со средневековым замком, вокруг было много удивительных людей, с которыми можно было говорить о том, что меня по-настоящему интересует. Что мне дала наука — так это ощущение включенности в нечто большее, чем ты сам и то, что тебя окружает. Занимаясь чем-то, ты оказываешься связан с множеством людей из самых разных уголков мира — просто потому, что тебе интересна Русь XI–XIII веков, например.

Мне было не очень интересно учиться в школе, поэтому всё свободное время я занималась игрой на барабанах и шатанием по музыкальным фестивалям. В 15 лет я пошла учиться к одному преподавателю играть на джембе, потом на дарбуке — перкуссия и ритмы мне очень нравились. А потом поступила в Вышку и всё это на время прервалось, потому что стало очень мало времени — четыре года я почти не играла. Думаю, что у всех людей есть какое-то количество энергии и творческого потенциала, которые можно тратить либо на одно, либо на другое. Пока я училась, мне нравилось заниматься текстами, наукой, я постоянно писала какие-то статьи и работы — я вкладывалась. А сейчас я выпустилась, у меня есть целых два свободных летних месяца, и вот я играю каждый день.

Два года, точнее, три семестра в Исландии и один семестр в Дании. Моя программа посвящена викингам, сагам и древнеисландскому языку. Это может показаться довольно внезапным выбором — в этом году я, например, занималась византийскими императорами в «Повести временных лет», что само по себе довольно далеко от Скандинавии. Но мне хотелось в магистратуре сконцентрироваться на медиевистике, почитать побольше древних текстов, выучить древний язык, научиться работать с рукописями. В январе мне рассказали про магистратуру Исландского университета — и я подумала, почему нет. Собрала необходимые документы, написала statement of purpose — и вдруг они меня взяли.

Это что-то совсем другое, и я надеюсь, что смогу абстрагироваться от русистики, посмотреть на нее со стороны. Это очень важно, видеть то, что ты делаешь, с разных ракурсов. Потому что пока я нахожусь в рамках того, чему и как меня учили, и того, что у меня в голове. Уже то, что я живу в XXI веке, очень мешает мне в изучении средневековых текстов — ведь они думали совершенно иначе.

Я знаю, что есть очень мало людей, которые удачно поступили в университет. Многие оттуда выходят и говорят себе: «Ну, я буду менеджером». А я не буду менеджером, я не хочу (надеюсь, меня простят все менеджеры). Мне повезло — четыре года меня вдохновляли заниматься наукой и мне правда нравилось это делать. Если удаче будет угодно, я и дальше буду продолжать делать то, что я люблю. Потому что я не знаю, что может быть лучше этого.